А вот пусть будет так. Немного стекла.
читать дальшеШерман сидел на своей кухне и курил, стряхивая пепел в одну из немытых чашек. С отъездом Рене в доме стало как-то холодно и пусто. Можно было снова ходить в обуви, не вытирая ног, курить, где хочется, и спокойно жить своей холостяцкой жизнью. Но удовольствия это не приносило. Рене требовалось немного, но тот минимальный порядок, который Шерману пришлось навести, внезапно напомнил прошлое, когда отец был еще жив, когда мать зорко следила за чистотой, когда в доме было всегда хорошо, даже если никого не было.
За эти несколько недель Шерман как будто заново осознал, почему люди стремятся к семейной жизни, какому-то определенному укладу быта и созданию уюта. Вспомнил, что когда-то со своей тогда еще невестой мечтал о том же. И понял, что сейчас, в своих бесконечных стараниях спасти окружающую его действительность, просто пытается заглушить сосущую пустоту внутри себя.
Раньше это могла сделать только Сюзанна, наивная, дерзкая и легкая, как все подростки, но в последние дни все изменилось… Нет, Абигейл не спасала его от одиночества. Она как будто одним своим присутствием бередила старые раны, заглядывала в самое сердце и наперед знала, что его ждет. Рядом с ней было сложно и мучительно, а без нее теперь невозможно.
Когда он увидел ее в первый раз, она стояла на сцене в свете софитов, в светлом отблескивающем платье, и была такой же манящей и искристой, как бокал шампанского. Она была недосягаемой и таинственной, хотя спокойно общалась и легко договаривалась с ним о делах. Она была изящной и соблазнительной, она преподносила себя, как наивысшую драгоценность, и окружающие покорно это принимали. Но зацепила она его не этим. В ней чувствовалась старая боль, ноющие шрамы, непростое прошлое. Шерман нутром чуял, что она такая же, как он, и его тянуло к ней.
Она была главным украшением этого заведения и не только, вокруг нее вились толпы богатых и влиятельных мужчин, и ей не было никакого дела до таких, как Шерман… Или? Ведь она все-таки снизошла до него и помогла в первый раз. А потом поговорила с ним, когда ему было это нужно, когда чувство вины исподволь подтачивало его. Она не уговаривала, не утешала, просто говорила как есть, и это удивительным образом помогло. Возможно, она уже тогда начала аккуратно лепить из него послушную марионетку, а может быть и раньше.
Логика малодушно твердила, что эта связь нужна ему только для расследований: она много знает, и может помочь во многих вопросах. Но впутывать ее еще и в свои дела Шерману хотелось в последнюю очередь.
Здравый смысл твердил, что на самом деле он ей нужен только затем, чтобы шагнуть вместо нее в зияющую бездну, добровольно, самозабвенно и в твердой уверенности, что спасает невинную жизнь… Но Шерману было плевать.
Когда-то он верил в светлое чувство искренней любви, что один человек создан для одного человека, и они останутся вместе, пока смерть не разлучит их. И что их ждет уютный дом и счастливая семейная жизнь. Когда, возвращаясь вечером домой, можешь рассчитывать на горячий ужин и тепло любимой женщины. И конечно он злился и ревновал, когда за его тогда еще невестой ухаживали другие… Ну а что еще оставалось привлекательной девушке, когда ее жених – военный в бесконечных разъездах и командировках… Абигейл была другой. От нее не веяло уютом теплого дома, от нее не стоило ждать утреннего кофе в постель. Но Шерману было плевать.
Он понимал, что он для нее всего лишь один из многих, с кем она ходит на свидания в свободное время. Но ему было плевать. Она не проронит не слезинки, если с ним что-то случится. Хорошо, если просто пожмет плечами, а может и вообще не вспомнит его уже на следующее утро.
Ему нечего было ей предложить в отличие от других ее кавалеров, но ему и на это было плевать. И даже на то, что каждая минута его жизни может оказаться последней, если кто-то из ее ревнивых ухажеров решит убрать парочку конкурентов. Тоже. Было. Плевать.
Важно было одно. Он хотел быть с ней, и она была согласна. Острое, болезненное, но такое манящее чувство, которое все-таки ненадолго дарило отдых и покой. И ради этого можно было пожертвовать многим.